— Мой отец был архитектором, и ребенком я мечтал последовать по его стопам — строить современные здания, воспевая стиль Палладио, основываясь на его принципах. Конечно, у нас не было денег… Хунта установила такие огромные налоги и штрафы для тех, кто ей противостоял, что это в конце концов разорило отца. Мы стали нищими. Он наблюдал за тем, как вилла Манос разрушается, приходит в упадок, и не мог ничего поделать. Но и победа над хунтой оказалась для него пирровой победой. Когда хунту свергли, у него не осталось никакого имущества, которое он мог бы продать или заложить, и, конечно, не было денег на мое образование. Моя мечта не исполнилась, архитектором я так и не стал. А отец… Он любил виллу больше, чем людей.
Илиос резко замолчал, не в силах понять, почему он ей это рассказал. О своем тяжелом детстве он не рассказывал никому, тем более женщине, с которой вместе спал.
Что в ней такого особенного, что заставило его так себя вести? Неужели она была другая — не такая, как все? Ему не надо придавать этому большого значения. Лиззи просто восхищалась творениями Палладио, его любимого архитектора, и это заставило его раскрыться перед ней, вот и все.
— Но отец, должно быть, тебя тоже любил. Ведь он оставил тебе виллу, — порывисто сказала Лиззи, инстинктивно желая облегчить его душевную боль. Кто бы мог оставаться бесчувственным в таких обстоятельствах?
— Нет, он ценил меня лишь за то, что я наследовал его гены, — резко ответил Илиос.
Сердце ее больно защемило. Может, в его детстве и скрывались причины того, почему он не хотел жениться, почему собирался вырастить своих детей без матери? Неужели его самодостаточность, уверенность в своих силах и недоверчивость к людям настолько ожесточили его сердце, что он не мог ни на кого положиться? Требовалась недюжинная сила духа, чтобы пережить такие события в детстве, которые пережил Илиос, и выйти из них несломленным. Не каждый ребенок смог бы вынести это.
Лиззи стало так жаль маленького мальчика Илиоса, что она захотела обнять его, прижать к себе и дать ему то счастливое детство, которое было у нее. Но мальчика этого, конечно, уже давно не было, и мужчина, в которого он превратился, наверное, лишь посмеялся бы над ее сентиментальными чувствами.
— Прошлое осталось позади. И оглядываться назад не имеет смысла, — коротко сказал ей Илиос. — Мы живем в настоящем, между прочим.
— Это правда, но иногда нам надо оглянуться назад, чтобы понять, кем мы стали сегодня.
— Это потворство своим слабостям, и оно ни к чему не приводит, — мрачно произнес Илиос. Взглянув на часы, он добавил: — Ты готова ехать?
Лиззи кивнула. Тема его детства была закрыта, и Лиззи подозревала, что Илиос к ней больше никогда не вернется.
Весна вступала в свои права, и на улице уже было теплее. По обочинам дороги распускались полевые цветы, подставляя солнцу свои лепестки, и Лиззи улыбалась, любуясь ими, когда Илиос вел машину на восток — в сторону полуострова, где стояла вилла Манос.
Они миновали знаменитую гору Афон, с ее монастырями и строгими правилами. Ни одна женщина не могла ступить туда, включая самок животных. Они остановились в маленькой таверне и позавтракали. Еда была простая — греческий салат и фрукты. Завтрак прошел в молчании. Впрочем, они хранили молчание с тех пор, как отправились в путь.
Если Илиос жалеет о том, что пригласил ее поехать с ним, тогда и она жалеет о том, что приняла его приглашение. Лиззи чувствовала себя отвергнутой и нежеланной. Ей казалось, что Илиос намеренно отгораживается от нее своим молчанием.
Илиос поехал прямо к вилле, по западному берегу мыса, проигнорировав развилку, ведущую к востоку, где прежде находилась гостиница.
Лиззи казалось, что прошла вечность с тех пор, как она впервые встретила здесь Илиоса. Тогда она была одинокой женщиной, и ее единственной заботой являлась забота о финансовом положении и будущем ее семьи. Ее собственные чувства не входили в расчет. Теперь она замужняя женщина, жена — по крайней мере, в глазах общества. Ее семья уже ни в чем не нуждалась, и теперь все волнения Лиззи касались лишь ее собственных эмоций.
Руби отправила ей фото близнецов по мобильному телефону, чтобы Лиззи могла полюбоваться новой школьной формой, которую, по ее настоянию, сестра купила мальчикам. Счастливая улыбка, исполненная нежности, появилась на ее губах. Два пятилетних мальчугана горделиво красовались в своих серых шерстяных брючках и темно-красных пиджачках, их короткие темные волосы были тщательно причесаны.
Лиззи любила своих племянников. Она присутствовала при их рождении, страшно переживая за их юную мать, и горевала оттого, что в этот трудный момент рядом с Руби не было ни родителей, ни отца детей. Но когда близнецы появились на свет, все мысли о боли и муках, которые пришлось перенести ее сестре, мгновенно улетучились, и Лиззи охватило ощущение необыкновенного счастья.
Они уже доехали до виллы, и хотя Лиззи прежде видела здание, ее снова охватил восхищенный трепет, когда она взглянула на совершенные формы, вырисовывающиеся на фоне яркого голубого неба.
Теплый кремовый фасад прекрасно гармонировал с потемневшими от времени мраморными колоннами, поддерживавшими портик, и с бело-серыми ставнями на окнах. Гравий на дороге, где остановился автомобиль, был точно такого же цвета, как и мраморные колонны, а яркая зелень газонов подчеркивала темно-зеленую листву кипарисов, росших вдоль дороги. Картина, представшая перед ними, воплощала идеальную гармонию.
Возле виллы больше не было никаких автомобилей, и Лиззи заключила, что человек, с которым Илиос собирался встретиться, еще не приехал.